борщ варить. А меч давай сюда, я его на растопку пущу.
Меч вместе с Васькиной мамой скрылся за дверью.
— У меня ещё два есть, — не унывал Василий. — Пойдём лопухи за забором рубить.
Мы отправились рубить лопухи.
— Это тоже бледнолицые? — спросил я, вытирая со лба пот.
— Ты что! Это джунгли, мы прорубаем дорогу для передового отряда.
Я посмотрел на нашу работу. Передовой отряд тут вполне мог проехать на грузовике.
— А что дальше? — спросил я.
— Дальше надо отряд кормить. Пошли рыбу ловить.
— Удочками нельзя, у индейцев удочек не было. Надо верши вязать из ивовых прутиков. Мне Вовка рассказывал, он всё про индейцев знает.
— А что такое верша?
— Это такая ловушка — рыба туда заплывает, а назад выбраться не может.
— Почему не может?
Я нарисовал вершу на земле. Василий задумался.
— Сложно это. Я плести не умею. Давай я проволоку возьму, мы прутиков нарежем и сделаем вершу.
— У индейцев не было проволоки.
— Так что, отряд будет голодным?
Тут я вспомнил про копчёную колбасу и корейку.
— Давай сделаем перерыв на обед?
На том мы и порешили. Василий отправился есть борщ, а я… Ну, вы знаете, что меня дома ждали гостинцы из Москвы.
Я живу у бабушки. На улице дождь, в комнате сумрачно. Смотрю в окно, но там ничего не происходит. Ворона на тополиной ветке отряхивается — вот и всё кино. Телевизор сломался, читать не хочется — все книги на этажерке уже прочитаны. Даже «Справочник садовода» пролистан.
— Чего скучаешь? — входит в комнату бабушка. — Одевайся, бери зонтик, пойдём в магазин за постным маслом.
Тоже мне развлечение! В магазин я могу и сам сходить, так даже интереснее. Вот только не знаю, какое масло покупать. Там бутылок много, я всегда путаюсь.
— Не пойдёшь? Тогда и я не пойду, у меня ещё полбутылки осталось. А ты не скучай, с Барсиком поиграй.
Барсик спит на диване. Ноги вытянул, спокойный такой — прямо идеальный кот. И не скажешь, что вчера он нагло стянул у меня из тарелки кусок колбасы. Сидел на коленях, мурлыкал, потом я отвлекся и — раз! — нет Барсика. И колбасы нет.
Я тыкаю его в живот: вставай, лежебока! Барсик открывает один глаз, потом закрывает. Сигнал послан — меня не трогайте. Ладно, Барсик. Ты не друг индейцев, я это помню.
Шаги во дворе, стук в дверь. Только я собрался идти открывать, как дверь открылась сама и на пороге показался мокрый Василий.
— Привет, что делаешь? — Василий отряхивается над Барсиком. Тот снова открывает глаз, потягивается, сворачивается клубком и засыпает.
— Ничего не делаю. В магазин не иду — вот что делаю.
— Это правильно, давай я тебе свой сон расскажу. Дома меня слушать не хотят, говорят, что все мои сны одинаковые.
— А они разные?
— Они многосерийные. Позавчера я на поезде ехал и видел, как гостиницу в горах строят. А вчера снова еду, а гостиница уже построена.
— Так ты в горах никогда не был.
— Ну и что. На картинках же я видел.
— А сегодня что будешь смотреть?
— Погоди, я ещё не рассказал, что намедни видел.
Про сны Василия слушать не хочется. Он как заведёт рассказ, так его не остановишь. Всё подробно описывает, кто и как был одет, какая была погода, что ел на обед. Кому это интересно? Вот и сейчас он начал с того, как во сне проснулся, позавтракал и пошёл на вокзал. Не верю я ему. Сны запомнить очень трудно. Проснёшься, минут пять помнишь, а потом сна как будто и не было. Так, наверное, у всех. Мама тоже жаловалась: сон интересный видела, а рассказать не может, всё забыла.
— … ну вот, — продолжает Василий. — Захожу я, значит, в эту гостиницу, а там человек в чёрном. Говорит мне, чтобы я шёл на третий этаж, там в конце коридора стоит стол. А на столе — записка. А в записке прочтёшь, что тебе делать дальше. Ну, я и пошёл по лестнице, а на лестнице…
Понятно, это он по телевизору страшный фильм увидел и пересказывает.
— … в комнате шкаф, открываю, а там топор лежит. Весь в крови и записка…
— Опять записка?
— Ага. А в записке только крест нарисован…
Понятно, теперь Василий будет с драконом сражаться.
— … а тут дракон к окну подлетает, ну я топор и схватил…
Ясно, теперь будет головы рубить, а новые головы будут отрастать быстрее, чем он их рубит.
— … ну, я десятую голову срубил и решил применить хитрость…
Записку ему показать? Волшебная та записка, наверное.
— … дракон как крест увидел, так и упал замертво.
Сейчас красавица появится.
— … взял я её за руку и говорю: «Будь моей женой».
Если согласится, то сну конец. Если нет — будет продолжение.
— … говорю, что понимаю. Против воли отца не пойду, разбойника найду и…
Так… Значит, сериал продолжается. Завтра будет победа над разбойником.
— И тут я проснулся.
— Отлично, Василий. Завтра досмотришь.
— Вот видишь, у меня все сны многосерийные.
— В шахматы сыграем?
— Не умею я, ты знаешь. Да и не люблю в них играть.
— Ты же не играл, а уже не любишь.
— Ну и что? Я слышал, французы лягушек едят. Я лягушек не пробовал, а уже не люблю.
— А ты попробуй.
— После тебя, ладно? Могу наловить. Хоть сейчас.
— Не надо.
Василий ещё посидел, потом говорит:
— Ладно, пойду я. Я обещал кур накормить и дрова из сарая принести. Я к тебе по дороге заскочил.
— По дороге к сараю или к курам?
— По дороге, чтобы сон рассказать. Завтра ещё расскажу.
Василий надевает куртку, идёт к двери, останавливается и уточняет:
— Завтра про разбойника расскажу. Даже если сон другой будет.
Василий очень хозяйственный. Мы с Вовкой когда идём, то по сторонам смотрим. А Василий смотрит под ноги — вдруг что полезное попадётся. У него в сарае есть две коробки для такого «полезного». Туда нам заглядывать не разрешают, но я знаю, что лежит в этих коробках. А лежит там всё, что Василий на дороге находит. Увидит железяку — обязательно поднимет. Повертит её так и сяк, потом выбросит. Это если железяка тяжёлая. А если что в кармане помещается, то это потом обязательно в коробку будет положено.
Особенно Василий гвозди любит. Даже ржавые и гнутые.
— Ничего, — говорит, — молотком выпрямлю, в тисках согну, пуля получится.
Пулями он называл всё, что вылетало из его рогаток. А рогаток у него было штук десять. Больших и маленьких. Маленькие — для домашней стрельбы, чтобы меткость развивать. Большие — для охоты. Не знаю, на кого охотился Василий, но большие рогатки были серьёзным оружием. При мне он выстрелил в лист жести, которой крышу покрывали, там даже вмятина осталась.
У меня тоже была рогатка. Стрелял я «пульками». Нашёл как-то кусок толстой алюминиевой проволоки, разрезал её кусачками, согнул, и получились пульки. Но разве мои пульки могли сравняться с пулями Василия, сделанными из толстых гвоздей?
У Вовки рогатки не было. Он даже летом книжки читал, не до рогаток ему. Зато он всегда был готов рассказать нам интересные истории.
Сидели мы как-то на берегу озера. Чтобы не скучно было сидеть, стали камни в воду бросать —«блины» делать. У меня пять «блинов» получилось, у Вовки три, а у Василия семь. Сжульничал он, конечно. Семь сам насчитал. Мы спорить начали, а он говорит: «Тогда пересчитайте». И смеётся — вода-то уже гладкая стала.
Вовка стал искать плоский камень, чтобы рекорд Василия побить, но нашёл старую шариковую ручку.
— Василий, — закричал Вовка. — Тебе ручка не нужна?
Взял Василий ручку, развинтил, стержень выкинул, а трубку в карман положил.
— Для школы оставлю, — сказал он. — Если бумагу разжевать и из трубки дунуть, то на уроке повеселее станет.
— А у индейцев
